Хроника чрезвычайных происшествий,
которая для некоторых СМИ стала «основным
хлебом», полна тревожных сообщений о
бытовом травматизме. Причем тенденция
такова: чем более энерговооруженным
становится человек, тем больше шансов
у него нанести себе тяжелое увечье. Электрические
пилы, дрели, косы и другие «чудо-инструменты»
порой несут не только угрозу членовредительства,
но и самой жизни человека.
Может показаться, что рост травматизма
– это неизбежная цена технического прогресса.
Но у этого явления есть и другая сторона,
которую обычно называют общим понятием
– человеческий фактор. И борются с этим
ненадежным звеном производства и сервиса
путем максимального отстранения человека
от процесса посредством его автоматизации
и роботизации. А кирпичи все так же продолжают
падать на голову, люди ломают шею, падая
с лестниц, и рубят себе ноги, беря в руки
топор. На мой взгляд, решение проблемы
состоит не в замене человека механизмами
и автоматами. А в его адаптации, приспособлении
к миру техники посредством формирования
чувства опасности (ЧО).
В нашем далеком уже послевоенном деревенском
детстве ЧО чаще всего рождалось стихийно
– во время разных рискованных занятий
и забав. Но навыки, полученные порой очень
дорогой ценой, оставались на всю жизнь.
Одно из любимых занятий детства –
ловля окуней руками в пересыхающих старицах
Припяти. В деревне располагалась крупная
сплавконтора от Туровского леспромхоза.
Зимой сплавщики прямо на льду старого
речного русла готовили плоты из бревен
– гребенки. Весной по большой воде из них
составляли караваны и сплавляли вниз
по реке до Мозыря.
Некоторые гребенки во время весеннего
половодья разрушались – крепления в
ту пору были ненадежными, из скрученной
лозы. Остатки плотов течением прибивало
к кустам, частично заносило песком. Иногда
они ложились на толстенные дубовые бревна
– комли, которые из-за своей тяжести сваливались
с плотов и опускались на дно. В результате
на дне старицы под застрявшими гребенками
порой возникали целые лабиринты подводных
пещер и тоннелей. Туда редко сквозь щели
между бревнами проникал луч солнца.
Если просто сказать, что в тоннелях
водились окуни, значит – ничего не сказать.
В летнюю жару, когда заканчивался всякий
клев на удочку, они стояли там в прохладном
полумраке, зарывшись в ил вдоль бревен,
сплошной вереницей. Черные словно головешки
с еле различимыми полосами на боках окуни
едва шевелили плавниками, уткнувшись
пастью в хвост друг другу. Среди них наряду
с мелочью попадались и крупные – около
килограмма и более. Оставалось только
поднырнуть под бревна, нащупать у самого
дна добычу и таскать их, таскать...
Но легко сказать – поднырнуть! Ни про
какие акваланги или просто маски с дыхательными
трубками мы тогда и слыхом не слыхивали.
Не было и сеток для добычи. Да и что бы мы
с ними делали в узких извилистых щелях
с торчащими со всех сторон острыми обломками.
Тут хоть бы трусы последние под водой
не оставить!.. Приходилось рассчитывать
только на запас воздуха в легких. Нащупаешь
заветную добычу и ухватив его за жабры,
иначе обязательно выскользнет, пятишься
задом к выходу из этой подводной пещеры.
Чтобы вынырнув на поверхность, шумно
вдохнуть воздуха и выбросить окуня на
берег. И так до тех пор, пока рыба окончательно
не разбегалась во взбаламученной «подводными
охотниками» воде.
Короче, занятие было не только хлопотное,
требующее опыта, сноровки, но и весьма
опасное. Тем не менее самые удачливые
из нас набрасывали на берег по 5-8 кг полосатых
хищников.
Несмотря на весь риск, не припомню
каких-либо серьезных происшествий. Разве
что кто-то однажды выбросил на берег ужа,
приняв его за большого вьюна. Вот крику
было! Но в целом дуракам везло.
А вот в соседней деревне любители
таскать окуней из-под бревен были не такими
везучими. Один из них, нырнув в пещеру, поймал
окуня средних размеров, а рядом нащупал
другого, видимо, побольше первого. Азарт
был такой, что парень забыл о всякой предосторожности.
Вместо того, чтобы освободить руки, выбравшись
на свет и выбросив рыбину на берег, он засунул
окуня себе в рот, причем за голову. Зажал
его зубами и продолжил охоту. Но окунь
трепыхнулся и проскочил ему в глотку,
растопырив там все свои колючие перья.
Никто не знает, как быстро он задохнулся.
Когда, почувствовав неладное, его вытащили
на поверхность, ничего сделать было уже
нельзя.
Эта жуткая история на всех произвела
большое впечатление. Каждый почувствовал,
что мог бы оказаться на месте бедолаги.
Некоторые вообще отказались от такого
опасного промысла. Но и для остальных
она стала большим уроком.
Конечно, сегодня подобная ситуация
кажется экзотической. Но и любая работа,
физическое занятие обладают определенной
степенью риска. Всегда есть некая точка,
черта, за которой риск становится неоправданным.
Ощущение этой черты, владение элементарными
навыками для нейтрализации риска и называю
чувством опасности. Оно нужно во всем:
колешь ли дрова топором – нужно правильно
поставить ноги, чтобы не попасть по колену;
работаешь ли ножовкой – знай, как безопасно
держать руку; взбираешься по лестнице
на крышу – не забывай правило «трех точек»...
И т. д. и т. п.
Лучше всего, когда ЧО формируется
с раннего детства, условно говоря – с первых
неуклюжих упражнений в песочнице с совком
и песком. Тогда оно становится частью
образа жизни и человеку уже не нужно специально
изучать правила той или иной работы. Человек
с развитым ЧО никогда не включает незнакомый
инструмент, пока не изучит его возможности
и не выяснит таящиеся в нем угрозы.
Кажется, требование элементарное.
Но сплошь и рядом наблюдаешь, когда подобное
изучение и выяснение происходит «методом
тыка»: авось пронесет! В итоге ситуации
вроде случившейся с несчастным охотником
на окуней, происходят вновь и вновь.
Владимир Верин.
Комментарии
Отправить комментарий