Речь пойдет о Декрете
№3 «О социальных иждивенцах» и о его
значении для самочувствия белорусского
общества. Хотя люди, причастные к
исполнению этого документа и его
информационному обеспечению, всячески
открещиваются от слова «тунеядцы», он
именно о них. Воздействие Декрета на
общество, судя по первой реакции, по
силе и тяжести вполне сравнимо с ударом
в солнечное сплетение. Но за этой
констатацией кроются неочевидные, но
более интересные вопросы: кто принял
на себя этот удар; кто его нанес; каковы
его возможные долговременные последствия?
При всем разнообразии мнений и оценок
в публичном пространстве ответы на эти
вопросы пока не прозвучали.
Впервые со словом
«тунеядец» довелось познакомиться
более полувека назад в начале 60-х годов
прошлого столетия. На закате хрущевской
«оттепели» советский режим озаботился
моральным обликом населения столиц и
крупных промышленных центров. В результате
определенный контингент их обитателей
был организованно отправлен на
перевоспитание в трудовые коллективы
в сельской глубинке.
Тогда-то в нашем полесском
леспромхозе (между прочим, в ту пору
крупнейшем в БССР) и появились несколько
десятков человек, которых и называли
«тунеядцами». Впечатление, которое они
произвели, особенно на сельскую детвору,
можно было сравнить лишь с полетом
человека в космос. Курящие женщины,
крашеные волосы, лакированные ногти...
Одежда, которая явно выдавала в них «
инопланетян». Если раньше с татуировками
мы были знакомы лишь по звездам и якорям,
с которыми приходили со срочной службы
«дембеля», то теперь довелось познакомиться
с более живописными сюжетами. Еще
непривычнее была их речь с характерными
жаргонными словечками, часто непонятными
для нас.
Мужчин больше отправляли
на работу на делянки, поэтому о них в
памяти мало что осталось. А женщины
нередко в поселке были заняты на подсобных
работах, на уборке, поэтому наши пути
пересекались чаще. Еще больше новостей
о «тунеядцах» приходило из рабочего
общежития, где они обитали. В соседнем
корпусе жили наши одноклассники из
соседних деревень и дальних лесопунктов.
Окончив там базовые семилетки, они
продолжали образование в нашей средней
школе и много чего рассказывали о своих
беспокойных соседях. «Опять была
пьянка... Кого-то порезали... Милиция
приезжала... Вчера одного в карты
проиграли...» После таких сообщений
детское воображение рисовало картины
невероятные: как это, человека проиграли!
И что с ним потом будут делать?
Исчезли эти
«добровольно-обязательные» труженики
так-же внезапно, как и появились. То ли
уже перевоспитались, то ли начальники
просто избавились от них, выдав
благополучные характеристики. Но можно
точно сказать, что ударников пятилетки
из них не вышло.
Сегодняшние «тунеядцы»
в массе своей совсем другие люди. Прежде
всего, они очень разные. Далеко не всегда
асоциальные, как их предтечи хрущевских
времен, когда казалось, что до коммунизма
— рукой подать. Осталось только справиться
с этими «переродившимися отщепенцами».
Почему же общественное мнение устойчиво
закрепило «классово-обидное» название
почти за полумиллионом сограждан,
которым налоговая служба разослала
«письма счастья»?
Поиск ответа продолжим
в следующем материале.
Владимир
Верин.
Комментарии
Отправить комментарий