22 марта: Хатынь в моем сердце.

 

В этом сакральном — священном для белорусов месте пришлось побывать много десятков раз. Правда, в последний раз очень давно, еще в 70-е годы. Так сложилась жизнь.

Впервые посетил Хатынь году в 1967-м, еще до официального открытия мемориального комплекса. Тогда нас, студентов БГУ им. Ленина, в день занятий на военной кафедре, как всегда переодели в армейскую форму, без особых объяснений посадили в крытые кузова автомобилей и куда-то повезли. Так мы очутились в месте, известном сегодня всему миру.

Дело было в конце зимы, еще лежал снег. Уже шло строительство комплекса, многого еще не было, но центральная скульптура старика с ребенком на руках уже стояла. Только кажется почему-то, что он был намного меньше нынешнего монумента.

Признаюсь, какого-то особо сильного впечатления эта поездка на меня (не стану ручаться за других) не произвела. Все пришло позже. А в тот раз «гений места» промолчал.

Сегодня причины в общем понятны. Что-то мы уже слышали о Хатыни раньше — все-таки учились на истфаке. К тому же все мы выросли на книге «Нiколi не забудзем!» - послевоенном сборнике воспоминаний белорусских детей, прошедших через ужасы фашистской оккупации, концлагеря, подполье. А в памяти многих из нас — выходцев из белорусской глубинки сохранились собственные впечатления о подобных «хатынях», происшедших в родных деревнях или по соседству и ставших частью местной мифологии.

Без сомнения, сыграло роль то, что информацию преподносил наш кафедральный замполит. Бесцветным, суконным языком , как делал это, видимо, уже не раз , вещал он о трагических событиях 22 марта 1943 года. Хорошо помню свое тогдашнее ощущение: «Это выдумка, такого между людьми быть не может...».

Потом это ощущение прошло, было вытеснено более реальным, объемным восприятием народного бедствия. В начале 70-х, уже после открытия мемориала, служил в 120-й Рогачевской дивизии. Самому пришлось не раз оказаться в роли того замполита, когда возил своих подчиненных в Хатынь и знакомил с драмой белорусского народа.

Кстати, тогда же довелось повидать и Иосифа Каминского, ставшего прообразом центральной скульптуры хатынского мемориала. Старик сидел на скамейке у одного из обелисков-колоколов, установленных на месте сожженных деревенских хат, безучастный к текущему мимо людскому потоку. Потом сказали, что здесь был его дом и что он часто приходит сюда из соседней деревни, где нашел приют после освобождения Беларуси.

А потом Хатынь на продолжительное время стала объектом моего профессионального интереса. Тогда, в 70-е годы Могилевское бюро путешествий и экскурсий, где мне довелось работать, совершило прорыв в туристской индустрии. Пользуясь сравнительной близостью к столице, а также острейшим дефицитом в Минске гостиничных мест, его менеджеры сумели «раскрутить» два однодневных экскурсионных маршрута: «Минск — столица БССР» с посещением цирка и «Минск — Хатынь». Причем произошло это во Всесоюзном масштабе. Были периоды — выходные, праздники, школьные каникулы, когда в направлении столицы в автопарке заказывалось до 25 автобусов в день.

Основную массу экскурсантов составляли не могилевчане, а гости города из разных уголков СССР. Причем жители столиц на паритетных началах могли договориться непосредственно с Минском. А через Могилев ехали обитатели глубинки - областных центров, промышленных городов и даже сельчане. Часть приезжали напрямую — по договорам с экскурсбюро, другие — по путевкам Всесоюзных туристских маршрутов, проходивших через могилевскую турбазу «Днепр». Много было групп из Вологды и Череповца, из городов Подмосковья, из Иваново, Ростова Великого. Добирались даже с Урала. Целые турпоезда прибывали из Караганды. И все обязательно хотели побывать в Хатыни.

Сегодня трудно бывает успокоиться когда в сводках новостей упоминаются названия — Донецк и Горловка, Краматорск и Макеевка и другие города Донбасса. Именно из этого шахтерского края было особенно много групп школьников и молодежи, на автобусах и турпоездах. Все они прошли через мемориал Хатыни, слышали звон колоколов по невинным душам ее жителей, их сердца опалены Вечным огнем в память о всех погибших белорусах. Когда слышишь об очередных обстрелах донецких и луганских городов, невольно думаешь: где сегодня те украинские школьники, жадно внимавшие рассказу экскурсовода в Хатыни? На какой стороне баррикад, разделивших этот край? Или уже в списках многочисленных жертв этой братоубийственной «войны под крышами»?..

О трагедии Хатыни сегодня известно почти все. В том числе о непосредственных участниках расправы над несчастными людьми. Среди которых кроме гитлеровских карателей было немало другого сброда. Гонишь от себя слишком прямые ассоциации с нынешними событиями в Донбассе, но они лезут в голову вновь и вновь. Неужели правы скептики, которые вопреки распространенному мнению считают, что история ничему не учит? Она лишь проучивает тех, кто ее забывает...

В публичном пространстве по разным поводам уже не раз звучало предложение о необходимости создания общественно-государственного Института Памяти. Это — один из ключевых инструментов формирования государственного суверенитета. В Беларуси подобная задача все еще в «повестке дня». И ее не решить без обретения национальной идентичности. Институт Памяти — хранитель белорусского национального кода, лежащего в основе идентичности. А колокола Хатыни давно уже стали неотъемлемой частью этого кода. Как Туровское евангелие, как Библия Скорины, как «Слуцкие ткачихи» Богдановича.

И еще одно соображение. О профессионализме тех, кто использует эту обоюдоострую субстанцию — память. Перед глазами стоит чернобровая молодица средних лет. Тоже, кстати, из Украины, прошедшей через фашистскую оккупацию. Только что она плакала навзрыд и утиралась платочком, слушая рассказ экскурсовода о хатынской трагедии. Только что отстояла в минуте молчания у Вечного огня. И даже бросила в него монетку, как делают многие, следуя неписаному туристскому ритуалу. И вот уже подходит после завершения экскурсии к гиду: «Скажите, неужели это все правда, о чем вы тут рассказывали?..».

Хатынь не может оставаться только объектом туристского показа, праздного любопытства. Статус мемориального комплекса должен быть поднят на уровень одной из центральных структур Института Памяти, где его потенциал может быть профессионально использован для реализации национальной идеи миролюбивого белорусского государства.